Неточные совпадения
Но
так как он все-таки был сыном XVIII века, то
в болтовне его нередко прорывался
дух исследования, который мог бы дать очень горькие плоды, если б он не был
в значительной степени смягчен
духом легкомыслия.
Степан Аркадьич с оттопыренным карманом серий, которые за три месяца вперед отдал ему купец, вошел наверх. Дело с лесом было кончено, деньги
в кармане, тяга была прекрасная, и Степан Аркадьич находился
в самом веселом расположении
духа, а потому ему особенно хотелось рассеять дурное настроение, нашедшее на Левина. Ему хотелось окончить день зa ужином
так же приятно, как он был начат.
«Для Бетси еще рано», подумала она и, взглянув
в окно, увидела карету и высовывающуюся из нее черную шляпу и столь знакомые ей уши Алексея Александровича. «Вот некстати; неужели ночевать?» подумала она, и ей
так показалось ужасно и страшно всё, что могло от этого выйти, что она, ни минуты не задумываясь, с веселым и сияющим лицом вышла к ним навстречу и, чувствуя
в себе присутствие уже знакомого ей
духа лжи и обмана, тотчас же отдалась этому
духу и начала говорить, сама не зная, что скажет.
Другая неприятность, расстроившая
в первую минуту его хорошее расположение
духа, но над которою он после много смеялся, состояла
в том, что из всей провизии, отпущенной Кити
в таком изобилии, что, казалось, нельзя было ее доесть
в неделю, ничего не осталось.
— Может быть, — сказал Степан Аркадьич. — Что-то мне показалось
такое вчера. Да, если он рано уехал и был еще не
в духе, то это
так… Он
так давно влюблен, и мне его очень жаль.
Из его родных гостил
в это лето у них один Сергей Иванович, но и тот был не Левинского, а Кознышевекого склада человек,
так что Левинский
дух совершенно уничтожался.
Я окончил вечер у княгини; гостей не было, кроме Веры и одного презабавного старичка. Я был
в духе, импровизировал разные необыкновенные истории; княжна сидела против меня и слушала мой вздор с
таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне стало совестно. Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее капризы, ее дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?..
Там,
в этой комнатке,
так знакомой читателю, с дверью, заставленной комодом, и выглядывавшими иногда из углов тараканами, положение мыслей и
духа его было
так же неспокойно, как неспокойны те кресла,
в которых он сидел.
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни
в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи,
такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем том он не может взять
в герои добродетельного человека, но… может быть,
в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского
духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде
в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Кричат: „Бал, бал, веселость!“ — просто дрянь бал, не
в русском
духе, не
в русской натуре; черт знает что
такое: взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь
в черном, общипанный, обтянутый, как чертик, и давай месить ногами.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной
дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!»
Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде,
такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Попробовавши устремить внимательнее взор, он увидел, что с дамской стороны тоже выражалось что-то
такое, ниспосылающее вместе и надежду, и сладкие муки
в сердце бедного смертного, что он наконец сказал: «Нет, никак нельзя угадать!» Это, однако же, никак не уменьшило веселого расположения
духа,
в котором он находился.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью
в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть
такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок
в кармане; не деньги ли? но деньги тоже
в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый
дух шепчет ему
в уши, что он позабыл что-то.
—
В таком случае знаете ли что, — сказал <Костанжогло>, — поезжайте к нему теперь же. У меня стоят готовые пролетки. К нему и десяти верст <нет>,
так вы слетаете
духом. Вы даже раньше ужина возвратитесь назад.
Чудная, однако же, вещь: на другой день, когда подали Чичикову лошадей и вскочил он
в коляску с легкостью почти военного человека, одетый
в новый фрак, белый галстук и жилет, и покатился свидетельствовать почтение генералу, Тентетников пришел
в такое волненье
духа, какого давно не испытывал.
Поздно уже, почти
в сумерки, возвратился он к себе
в гостиницу, из которой было вышел
в таком хорошем расположении
духа, и от скуки велел подать себе чаю.
Губернаторша произнесла несколько ласковым и лукавым голосом с приятным потряхиванием головы: «А, Павел Иванович,
так вот как вы!..»
В точности не могу передать слов губернаторши, но было сказано что-то исполненное большой любезности,
в том
духе,
в котором изъясняются дамы и кавалеры
в повестях наших светских писателей, охотников описывать гостиные и похвалиться знанием высшего тона,
в духе того, что «неужели овладели
так вашим сердцем, что
в нем нет более ни места, ни самого тесного уголка для безжалостно позабытых вами».
Он был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца
в нем,
Любил и
дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и
так нимало
Поутру не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее прочел.
«Не спится, няня: здесь
так душно!
Открой окно да сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«О чем же, Таня? Я, бывало,
Хранила
в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про злых
духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
В то время как я
таким образом мысленно выражал свою досаду на Карла Иваныча, он подошел к своей кровати, взглянул на часы, которые висели над нею
в шитом бисерном башмачке, повесил хлопушку на гвоздик и, как заметно было,
в самом приятном расположении
духа повернулся к нам.
После обеда я
в самом веселом расположении
духа, припрыгивая, отправился
в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью
в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня
так это обидело, что я разревелся от злости.
— Неразумная голова, — говорил ему Тарас. — Терпи, козак, — атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял
духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.
А уж упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь
дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому
такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать
в ней за святую веру.
Все это отвечало аристократизму его воображения, создавая живописную атмосферу; неудивительно, что команда «Секрета», воспитанная,
таким образом,
в духе своеобразности, посматривала несколько свысока на все иные суда, окутанные дымом плоской наживы.
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние
духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он
так говорил: как будто и понятно что-то, но… «но как же! Как же! О господи!» И она ломала руки
в отчаянии.
— Что тело долго стоит… ведь теперь жарко,
дух…
так что сегодня, к вечерне, на кладбище перенесут, до завтра,
в часовню. Катерина Ивановна сперва не хотела, а теперь и сама видит, что нельзя…
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же
такая важная,
такая решительная для него и
в то же время
такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к
такому часу, к
такой минуте
в его жизни, именно к
такому настроению его
духа и к
таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?
Тяжело за двести рублей всю жизнь
в гувернантках по губерниям шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее
в негры пойдет к плантатору или
в латыши к остзейскому немцу, чем оподлит
дух свой и нравственное чувство свое связью с человеком, которого не уважает и с которым ей нечего делать, — навеки, из одной своей личной выгоды!
Та Бочка для вина брана откупщиком,
И настоялась
так в два дни она вином,
Что винный
дух пошёл от ней во всём:
Квас, пиво ли сварят, ну даже и
в съестном.
Схватка произошла
в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел
в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало
в присутствии «старичков Кирсановых» (
так он называл обоих братьев), а
в тот вечер он чувствовал себя не
в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
— Не знаком. Ну,
так вот… Они учили, что Эон — безначален, но некоторые утверждали начало его
в соборности мышления о нем,
в стремлении познать его, а из этого стремления и возникла соприсущая Эону мысль — Эннойя… Это — не разум, а сила, двигающая разумом из глубины чистейшего
духа, отрешенного от земли и плоти…
На другой день после праздника Троицы —
в Духов день — Самгин
так же сидел у окна, выглядывая из-за цветов на улицу.
— Почему — странно? — тотчас откликнулась она, подняв брови. — Да я и не шучу, это у меня стиль
такой, приучилась говорить о премудростях просто, как о домашних делах. Меня очень серьезно занимают люди, которые искали-искали свободы
духа и вот будто — нашли, а свободой-то оказалась бесцельность, надмирная пустота какая-то. Пустота, и — нет
в ней никакой иной точки опоры для человека, кроме его вымысла.
— У Гризингера описана душевная болезнь, кажется — Grübelsucht — бесплодное мудрствование, это — когда человека мучают вопросы, почему синее — не красное, а тяжелое — не легко, и прочее
в этом
духе.
Так вот, мне уж кажется, что у нас тысячи грамотных и неграмотных людей заражены этой болезнью.
и прочее
в таком же пошленьком
духе. А «Наш край» решено прикрыть…
— Возвращаясь к Толстому — добавлю: он учил думать, если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил жить, не учил этому даже и
в так называемых произведениях художественных,
в словесной игре, именуемой искусством… Высшее искусство — это искусство жить
в благолепии единства плоти и
духа. Не отрывай чувства от ума, иначе жизнь твоя превратится
в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких
духов. Можно было подумать, что тени
в глазницах ее искусственны,
так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту девушку
такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех
в этой комнате.
— О, дорогой мой, я
так рада, — заговорила она по-французски и, видимо опасаясь, что он обнимет, поцелует ее, — решительно, как бы отталкивая, подняла руку свою к его лицу. Сын поцеловал руку, холодную, отшлифованную, точно лайка, пропитанную
духами, взглянул
в лицо матери и одобрительно подумал...
Культурность небольшой кучки людей, именующих себя «солью земли», «рыцарями
духа» и
так далее, выражается лишь
в том, что они не ругаются вслух матерно и с иронией говорят о ватерклозете.
— Дронов где-то вычитал, что тут действует «
дух породы», что «
так хочет Венера». Черт их возьми, породу и Венеру, какое мне дело до них? Я не желаю чувствовать себя кобелем, у меня от этого тоска и мысли о самоубийстве, вот
в чем дело!
— Тогда Саваоф,
в скорби и отчаянии, восстал против
Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил
в нее злую похоть свою, отчего и родился сын
в образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло мира и смерть.
Так учили они…
Ногою
в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся на пол, сдвинула вещи со стола на один его край, к занавешенному темной тканью окну, делая все это очень быстро. Клим сел на кушетку, присматриваясь. Углы комнаты были сглажены драпировками, треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы был виден кусок кровати, окно
в ногах ее занавешено толстым ковром тускло красного цвета,
такой же ковер покрывал пол. Теплый воздух комнаты густо напитан
духами.
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме
духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы
так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры
в духа. Только
дух — сам от себя, а все иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту,
духу потом не переведешь. Да и страм! какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество
в высшей степени… что уж тут! А вот теперь, как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим,
так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?
Как мыслитель и как художник, он ткал ей разумное существование, и никогда еще
в жизни не бывал он поглощен
так глубоко, ни
в пору ученья, ни
в те тяжелые дни, когда боролся с жизнью, выпутывался из ее изворотов и крепчал, закаливая себя
в опытах мужественности, как теперь, нянчась с этой неумолкающей, волканической работой
духа своей подруги!
Есть
такие люди,
в которых, как ни бейся, не возбудишь никак
духа вражды, мщения и т. п.
Он знал цену этим редким и дорогим свойствам и
так скупо тратил их, что его звали эгоистом, бесчувственным. Удержанность его от порывов, уменье не выйти из границ естественного, свободного состояния
духа клеймили укором и тут же оправдывали, иногда с завистью и удивлением, другого, который со всего размаха летел
в болото и разбивал свое и чужое существование.
Как
в организме нет у него ничего лишнего,
так и
в нравственных отправлениях своей жизни он искал равновесия практических сторон с тонкими потребностями
духа. Две стороны шли параллельно, перекрещиваясь и перевиваясь на пути, но никогда не запутываясь
в тяжелые, неразрешаемые узлы.
Сам он не двигался, только взгляд поворачивался то вправо, то влево, то вниз, смотря по тому, как двигалась рука.
В нем была деятельная работа: усиленное кровообращение, удвоенное биение пульса и кипение у сердца — все это действовало
так сильно, что он дышал медленно и тяжело, как дышат перед казнью и
в момент высочайшей неги
духа.
В промежутках он ходил на охоту, удил рыбу, с удовольствием посещал холостых соседей, принимал иногда у себя и любил изредка покутить, то есть заложить несколько троек, большею частию горячих лошадей, понестись с ватагой приятелей верст за сорок, к дальнему соседу, и там пропировать суток трое, а потом с ними вернуться к себе или поехать
в город, возмутить тишину сонного города
такой громадной пирушкой, что дрогнет все
в городе, потом пропасть месяца на три у себя,
так что о нем ни слуху ни
духу.